А.С.ПУШКИНУ (Первая половина декабря 1825 г., Москва)
Благодарю тебя за письмо, милый
Пушкин: оно меня очень обрадовало,
ибо я очень дорожу твоим
воспоминанием. Внимание твое к моим
рифмованным безделкам заставило бы
меня много думать о их достоинстве,
ежели б я не знал, что ты столько же
любезен в своих письмах, сколько
высок и трогателен в своих
стихотворных произведениях. Не
думай, чтобы я до такой степени был
маркизом, чтоб не чувствовать
красот романтической трагедии! Я
люблю героев Шекспировых, почти
всегда естественных, всегда
занимательных, в настоящей одежде
их времени и с сильно означенными
лицами. Я предпочитаю их героям
Расина, но отдаю справедливость
великому таланту французского
трагика. Скажу более: я почти
уверен, что французы не могут иметь
истинной романтической трагедии.
Не правила Аристотеля налагают на
них оковы - легко от них
освободиться, - но они лишены
важнейшего способа к успеху:
изящного языка простонародного. Я
уважаю французских классиков, они
знали свой язык, занимались теми
родами поэзии, которые ему
свойственны, и произвели много
прекрасного. Мне жалки их новейшие
романтики: мне кажется, что они
садятся в чужие сани. Жажду иметь
понятие о твоем Годунове. Чудесный
наш язык ко всему способен; я это
чувствую, хотя не могу привести в
исполнение. Он создан для Пушкина, а
Пушкин для него. Я уверен, что
трагедия твоя исполнена красот
необыкновенных. Иди, довершай
начатое, ты, в ком поселился гений!
Возведи русскую поэзию на ту
степень между поэзиями всех
народов, на которую Петр Великий
возвел Россию между державами.
Соверши один, что он совершил один;
а наше дело - признательность и
удивление. Вяземского нет в Москве;
но я на-днях еду к нему в Остафьево и
исполню твое препоручение. Духов
Кюхельбекера читал. Не дурно, да и
не хорошо. Веселость его не весела,
а поэзия бедна и косноязычна. Эду
для тебя не переписываю, потому что
она на-днях выйдет из печати.
Дельвиг, который в П(етербур)ге
смотрит за изданием, тотчас
доставит тебе экземпляр и, пожалуй,
два, ежели ты не поленишься сделать
для меня, что сделал для Рылеева.
Посетить тебя живейшее мое желание;
но бог весть, когда мне это удастся.
Случая же, верно, не пропущу.
Покаместь будем меняться письмами.
Пиши, милый Пушкин, а я в долгу не
останусь, хотя пишу к тебе с тем
затруднением, с которым
обыкновенно пишут к старшим.
Прощай, обнимаю тебя. За что ты
Левушку называешь Львом
Сергеевичем? Он тебя искренно
любит, и, ежели по ветрености
как-нибудь провинился перед тобою -
твое дело быть снисходительным. Я
знаю, что ты давно на него
сердишься; но долго сердиться не
хорошо. Я вмешиваюсь в чужое дело,
но ты простишь это моей
привязанности к тебе и твоему
брату. Преданный тебе Боратынский.
Адрес мой: в Москве, у Харитона в
Огородниках, дом Мясоедовой.
А. С. ПУШКИНУ (5 - 20 января
1826 г., Москва)
Посылаю тебе "Уранию", милый
Пушкин; не велико сокровище; но
блажен, кто и малым доволен. Нам
очень нужна философия. Однакож
позволь тебе указать на пьесу под
заглавием: "Я есмь". Сочинитель
мальчик лет осмнадцати и, кажется,
подает надежду. Слог не всегда
точен, но есть поэзия, особенно
сначала. На конце метафизика,
слишком тесная для стихов. Надо
тебе сказать, что московская
молодежь помешана на
трансцендентальной философии. Не
знаю, хорошо ли это, или худо; я не
читал Канта и, признаюсь, не слишком
понимаю новейших эстетиков. Галич
выдал пиэтику на немецкий лад. В ней
поновлены откровения Платоновы и с
некоторыми прибавлениями
приведены в систему. Не зная
немецкого языка, я очень
обрадовался случаю познакомиться с
немецкой эстетикой. Нравится в ней
собственная ее поэзия, но начала ее,
мне кажется, можно опровергнуть
философически. Впрочем, какое о том
дело, особливо тебе. Твори
прекрасное, и пусть другие ломают
над ним голову. Как ты отделал
элегиков в своей эпиграмме! Тут и
мне достается, да и поделом; я
прежде тебя спохватился и в одной
ненапечатанной пьесе говорю, что
стало очень приторно Вытье
жеманное поэтов наших лет. - Мне
пишут, что ты затеваешь новую поэму
Ермака. Предмет истинно
поэтический, достойный тебя.
Говорят, что, когда это известие
дошло до Парнасса, и Камоэнс
вытаращил глаза. Благослови тебя
бог и укрепи мышцы твои на великий
подвиг. Я часто вижу Вяземского.
На-днях мы вместе читали твои
мелкие стихотворения, думали
пробежать несколько пьес и прочли
всю книгу. Что ты думаешь делать с
Годуновым? Напечатаешь ли его, или
попробуешь его прежде на театре?
Смерть хочется его узнать. Прощай,
милый Пушкин, не забывай меня. Е.
Боратынский.
А. С. ПУШКИНУ (Конец
февраля - начало марта 1828 г., Москва)
Давно бы я писал к тебе, милый
Пушкин, ежели бы знал твой адрес и
ежели бы не поздно пришла мне самая
простая мысль написать: Пушкину в
Петербург. Я бы это, наверно, сделал,
ежели б отъезжающий Вяземский не
доставил мне случай писать к тебе -
при сей верной оказии. В моем
Тамбовском уединении я очень о тебе
беспокоился. У нас разнесся слух,
что тебя увезли, а как ты человек
довольно увозимый, то я этому
поверил. Спустя некоторое время я с
радостью услышал, что ты увозил, а
не тебя увозили. Я теперь в Москве
сиротствующий. Мне, по крайней мере,
очень чувствительно твое
отсутствие. Дельвиг погостил у меня
короткое время. Он много говорил
мне о тебе: между прочим, передал
мне одну твою фразу, и ею меня
несколько опечалил.- Ты сказал ему:
"Мы нынче не переписываемся с
Боратынским, а то бы я уведомил
его", - и проч. - Неужели, Пушкин,
короче прежнего познакомясь в
Москве, мы стали с тех пор более
чуждыми друг другу? - Я, по крайней
мере, люблю в тебе по-старому и
человека, и поэта. Вышли у нас еще
две песни "Онегина". Каждый о
них толкует по-своему: одни хвалят,
другие бранят, и все читают. Я очень
люблю обширный план твоего
"Онегина"; но большее числю его
не понимает. Ищут романической
завязки, ищут обыкновенного и,
разумеется, не находят. Высокая
поэтическая простота твоего
создания кажется им бедностию
вымысла, они не замечают, что старая
и новая Россия, жизнь во всех ее
изменениях, проходит перед их
глазами, mаisquе lе diаblе lеs еmрогtе еt quе
Diеи lеs benissе!* Я думаю, что у нас в
России поэт только в первых,
незрелых своих опытах может
надеяться на большой успех. За него
все молодые люди, находящие в нем
почти свои чувства, почти свои
мысли, облеченные в блистательные
краски. Поэт развивается, пишет с
большою обдуманностью, с большим
глубокомыслием; он скучен офицерам,
а бригадиры с ним не мирятся, потому
что стихи его все-таки не проза. Не
принимай на свой счет этих
размышлений: они общие. Портрет
твой в "Северных Цветах"
чрезвычайно похож и прекрасно
гравирован. Дельвиг дал мне особый
оттиск. Он висит теперь у меня в
кабинете, в благопристойном окладе.
Василий Львович пишет
романтическую поэму. Спроси о ней у
Вяземского. Это совершенно
балладическое произведение.
Василий Львович представляется мне
Парнасским Громобоем, отдавшим
душу свою романтическому бесу.
Нельзя ли пародировать балладу
Жуковского? Между тем прощай, милый
Пушкин! Пожалуйста, не поминай меня
лихом.
* Но пусть их чорт возьмет и
благословит бог! (франц.)
К списку адресатов
Боратынского